Река Пинега

Говорят, жизнь течет, как река. Но и река течет, как жизнь. И есть у нее, реки, свое детство, своя родословная.

Реки, подобные Пинеге, рождаются обычно из болотных мхов. Вначале это робкий ручеек — едва видимые толчки воды, серебряная карусель пузырьков. Едва он успеет пробиться наружу, как его сразу же накрывает мох, кукушкин лен, и вода долго бежит под их пологом, невидимая для глаз. Но годы-километры учат уму-разуму, подсказывают, где обойти преграду, а где взорвать ее весенним разливом. Пройденный путь наделяет силой и статью, постепенно ручей крепнет, мужает и, наконец, прорывает толщу мха и корни деревьев. Вода устремляется вперед, затопляя болотистые низины и мелколесье. И вот он уже не ручей, не бессмысленный поток влаги, а самостоятельная река, к которой спешит человек. И тайга расступается перед ней, подарив берега.

Советский Энциклопедический Словарь сообщает о Пинеге коротко и деловито: «...прав. приток Сев. Двины I.I км, пл. басс. 42,6 т. км. Ср. расход воды 412 м /с. Судох-во (ок. 580 км) ...»

Энциклопедиям принято безоговорочно верить, однако в этих данных кое-что спорно и приблизительно. Взять хотя бы последнюю цифру — 580 километров судоходности.

В период весеннего паводка, например, караваны больших судов, завозящие грузы в отдаленные селения, доходят до пристани Согра, а это, по лоцманской карте, составляет 580 километров от устья. В то же время в середине лета пассажирский катер, курсирующий в среднем течении реки, едва добирается до райцентра Карпогоры и частенько стоит там, дожидаясь обильных августовских дождей.

Долгое время все, кто писал о Пинеге, называли ее не иначе, как «заповедной», «светлоструйной», «поэтичной», «домашней». Да, Пинега пока не потеряла своей былинной стати и красоты, она по-прежнему является одной из живописнейших рек Русского Севера. Но считать ее «заповедной» было бы грубой натяжкой. Если судить по современным экологическим меркам, нынешняя Пинега это не только творение природы, а, правильнее сказать, творение природы и человека. Ведь главный хозяин в лесах и на воде леспромхоз. Мощные тракторы и лесовозы с каждым годом все глубже забираются в девственные массивы, в царство нехоженых троп и непуганых птиц.

Весь год в тайге заготавливают древесину, вывозя ее на нижние склады леспромхозов — к берегам маленьких речек, впадающих в Пинегу. На берегу дерево раскраивают кряжи, и с этого момента оно получает свой сортимент: деловая древесина, брус, пиловочник, «двадцатка», рудничная стойка. Весной устья освободившихся ото льда речек перегораживают запанью, и раскряжеванный лес скатывают вниз. За несколько километров от устья речки так набиваются древесиной, что не видно воды. И даже медведи, вылезшие после спячки из берлог, переходят по бревенчатому настилу с одного берега на другой.

Но долго под таким напором запань оставаться не может. Как только пройдут последние караваны судов, запань пробивают, и лес густым потоком, как ледоход, устремляется вниз по течению. Чтобы сплавные бревна не застревали у берегов, на Пинеге построено около трехсот километров бонов. Это туго скрепленные тросами и проведенные дорожкой по воде бревна. Ударяясь о них, плывущий лес получает верное направление, концентрируясь тесными группами на быстром течении. Спустя пятнадцать-двадцать дней в генеральной запани Печки, что у впадения Пинеги в Северную Двину, этот лес остановят, рассортируют, сплотят станками. И отсюда буксиры поведут караваны плотов в Архангельск, на лесопильные и целлюлознобумажные предприятия, а также на экспорт.

Три недели река работает на навигацию и примерно полтора месяца на молевой сплав. А с середины июня Пинега начинает мелеть, и капризный, извилистый фарватер постепенно обрастает песчаными косами. Река распахивается плесами и течет с усталой покорностью человека, у которого все в прошлом. В равнодушной медлительной неге проплывают мимо берега, и кажется, что они не имеют к Пинеге никакого отношения, словно существуют в другом времени, сами по себе. В летнюю пору водители мелкосидящих судов жалуются на то, как опасно доверяться текучим, переменчивым пескам, затягивающим русло реки, как трудно подводить катер к берегам с «жидким» дном и что хуже всего раскидистые перекаты-плывуны с постоянно мигрирующими грунтами.

Плыли мы как-то с одним рыбинспектором, и не столько плыли, сколько мучились. Река устроила нам полосу препятствий с ловушками-отмелями, и перед каждой приходилось «кланяться» — вылезать из лодки и толкать ее через зыбучий песок. Шпонка — металлический штырь, а чаще всего обыкновенный гвоздь — самая уязвимая часть лодочного винта. Рыбинспектору приходилось менять ее буквально через каждые полкилометра: скрытые под водой камни и коряги постоянно выбивали ее из пазов. Измучены ы е однообразной работой, искусанные комарами, мы кляли двигатель внутреннего сгорания и того, кто произвел егo иа свет.

Заодно досталось и Пинеге. — Бестолковая река! — негодовал инспектор. — То так повернет, то эдак — на кой черт ей такая ширина! Одних перекатов штук сорок. А сколько песку намывает?! И это несмотря на то, что земснаряды перекачивают с мелей на берег тысячи кубометров грунта и спецсуда постоянно следят за речной обстановкой... Бывало, плывешь в верховьях -полный порядок. Обратно через неделю возвращаешься - вдруг по течению бугорок проглядывает. Подплываешь ближе — да это песчаная коса. Пляж! Хоть загорай. Вот так и живем: что день грядущий нам готовит...

Вообще здесь принято ругать Пинегу. И коварная она ( «Фарватер все время меняется — попробуй приноровись!»), и мелководная !«В верховьях я ее вброд перехожу»), и лесосплаву помеха («Считай, пятая часть бревен на дне и по берегам остается»), и семгой нынче не балует («Рыбка-то в ямах прячется») ... А река делает свое дело: кормит и поит людей, связывает их с миром, воспитывает характеры...

О.И.Ларин

Читайте далее: Характер и язык пинежан